Романов Михаил Яковлевич

* * *

Несмотря на тяжёлое положение на фронтах Великой Отечественной войны, Верховное командование Красной Армии офицерские кадры, особенно лётчиков, подготавливало и вводило в боевые действия рационально, я бы сказал даже экономно. Это можно показать на моём примере. После окончания в сентябре 1941 года Энгельской военной авиационной школы пилотов меня в числе команды 80 человек направили не во фронтовую часть, а в Краснодарское объединённое военное авиационное училище командиров звеньев. И только после окончания этого училища в сентябре 1943 года, я с группой товарищей был направлен в боевую летную часть: 565-й штурмовой авиационный полк 224-й штурмовой авиационной дивизии. Вооружённые бронированными самолётами Ил-2, мы наносили противнику большой урон в живой силе и технике. Но враг жестоко сопротивлялся, и мы несли тоже потери.

Шёл март 1944 года. Наши войска в те дни вели ожесточённые бои южнее Шепетовки, продвигаясь в направлении Старо-Константинова, Проскурова (Хмельницкого), Каменец-Подольска. Проводилась Проскуровско-Черновицкая операция по окружению и уничтожению немецких войск. Сначала погода была плохая. Низкая облачность позволяла летать на задания только парами. Но начиная с 28 марта погода улучшилась, и создались благоприятные условия для массированного применения авиации в районе Дунаевцев — небольшого городка, километрах в 60 от Проскурова. К этому времени Дунаевцы волею обстоятельств оказались как бы центром окружённой территории противника, зажатого в железном кольце наших войск.

Враг, огрызаясь, как затравленный зверь, стянул сюда все свои силы. Было ясно, что он предпримет отчаянную попытку вырваться из котла. Это учитывало и наше командование. Врага уничтожали с воздуха. В район Дунаевцев были направлены основные силы авиации 2-й Воздушной армии, в том числе и наша 224-я штурмовая авиационная дивизия. Налёты на войска противника совершались группами по 8 — 12 самолётов. Участвовали в те дни в боевых действиях и мы — лётчики 565-го штурмового авиаполка. Я летал в район Дунаевцев дважды.

Второй вылет мы совершили в составе 12 самолётов 29 марта. Погода на этот раз нам благоприятствовала — солнце, на небе ни облачка. В район цели вышли точно в назначенное время. Я смотрю вниз. Дорога забита войсками противника. Такого огромного скопления вражеской техники мне ещё видеть не приходилось. Танки, самоходные орудия, автомашины с пушками на прицепе, мотоциклы — всё это стояло на шоссе и вдоль него в 3 — 4 ряда и прикрывалось мощным огневым заслоном зенитной артиллерии.

Высота 1100 метров. Идём со снижением. Успеваю заметить наш Ил-2, лежащий на «животе» примерно в километре от северной развилки шоссейных дорог. Скорее всего, это самолёт командира 571-го ШАП подполковника Макарова, который был сбит в этом районе накануне. Зенитки противника неистовствуют. Небо расцвечивается сотнями ярко-оранжевых вспышек. Волнение достигает предела. Стучит кровь в висках. Мысль одна: только бы выдержать этот кошмар, удержаться в боевом строю группы. Но вот заканчиваются томительные секунды нашего беспомощного «висячего» положения, и группа «Илов» во главе с ведущим капитаном Дахновским пошла, пикируя, в атаку. Горят машины, танки, орудия… Над дорогой ползёт густой дым. Фашисты в ядовито-зелёных шинелях, хорошо заметных на фоне снежной пороши, словно испуганные тараканы, разбегаются в стороны от шоссе…

В те дни лётчики 224-й авиационной дивизии делали по 2 — 3 боевых вылета в день — враг по-прежнему не хотел складывать оружия, яростно огрызался и искал возможность вырваться из окружения. Ранним утром 30 марта мы приехали на аэродром. Я занял в землянке «плацкарту» (на нарах) и крепко заснул. Мне приснился сон: собака порвала в ленточки мои брюки галифе. Разбудила меня команда дежурного по КП:

— Лётчиков второй авиаэскадрильи вызывает командир полка!

Подполковник Сериков, как обычно, коротко объявил нам боевой приказ:

— Танковые части противника, стремясь выйти из окружения, ведут наступление на позиции наших наземных войск северо-восточнее города Каменец-Подольска. Командир дивизии полковник Котельников приказал нанести по этим танкам бомбово-штурмовой удар. Первую группу в 6 самолётов поведёт лейтенант Мокин в составе лётчиков: Огурцова, Ромашова, Курганова, Романова и Гутова.

Взлёт! Штурмовики тяжело начали разбег. Я должен был идти ведущим последней пары, но мой ведомый младший лейтенант Федя Гутов не сумел взлететь с аэродрома — брызги грязи буквально залепили фонарь его машины, и я оказался замыкающим группы. «Топаем» по курсу впятером… Минут через 25 среди леса заблестела на солнце извилистая гладь Днестра. Под нами большой город со старой крепостью. Каменец-Подольск? Но разобраться я не успел — заработали зенитные артбатареи противника. Заградительный огонь был настолько плотным, разрывов снарядов было так много, что, казалось, нам не пройти, всех перебьют… Но наш ведущий был пилот не робкого десятка. Он решительно с левого разворота заходит на цель, 4 «Ила» повторяют его маневр. Интенсивность зенитного огня не ослабевает, но пока всё было благополучно. Хорошо видно, как внизу, по чёрному полю, ползут в боевом порядке бронированные коробки — немецкие танки. Мы пикируем на них, одновременно ведя прицельный огонь эрэсами и из пушек. Вот загорелся один, другой, третий танк… Наши начали работать ПТАБами. Добавил масла в огонь и я.

Но… Вывожу штурмовик из пикирования и неожиданно вижу, что параллельно оси самолёта проносится трассирующая очередь. «Мессер! Мой стрелок Карп Краснопеев взволнованно докладывает по СПУ, что сзади нас атакует истребитель. Кто выиграет воздушную дуэль?! Кому повезёт?! Застучал крупнокалиберный пулемёт стрелка. «Мессер» задымил и, будто споткнувшись о невидимое препятствие, пошёл вниз, к земле.

Но досталось и нам. Штурмовик начало сильно трясти — снарядом отбило кусок лопасти винта, в центроплане зияли дыры. К тому же оказалась сорвана часть обшивки крыла, повреждены киль и система, обеспечивающая автоматический выпуск шасси перед посадкой. Естественно, разобрался во всех этих повреждениях я не сразу. Да и не до того было. Требовалось другое — быстро среагировать, принять правильное решение. Самолёт мой, сильно повреждённый, потерял скорость и маневренность, поэтому я сразу отстал от своей группы. А нужно было в течение примерно 6 минут лететь над территорией окружённого противника, то есть при вероятном обстреле зенитной артиллерией и возможности повторного нападения немецких истребителей.

И вот тут-то мне пригодились знания, которые я получил в военном училище. Помогли также советы лётчиков-ветеранов. Облака! Они часто выручают на фронте. Беру ручку управления на себя, набираю высоту. Через 1 — 2 минуты самолёт входит в густую пелену облаков. Лечу на северо-восток с курсом примерно 15 градусов. Спустя некоторое время снизился и понял, что нахожусь над своей территорией. Внизу — большой город. Убедившись, что это Проскуров, беру курс на Старо Константинов и примерно через 10 — 12 минут уже подлетаю к своему аэродрому.

Самолёт был сильно повреждён и плохо слушался рулей управления. Напрягая последние силы, выпускаю шасси аварийной лебёдкой. Захожу на посадку. Выравниваю. Выключаю мотор — во избежание случайного пожара. Самолёт задевает землю гранями реборд, на которые надевается резина, и вновь идёт вверх, второй раз касается земли уже жёстче и вновь «козлит». Потом плюхается ещё раз, глубоко пропахивает мокрую землю и останавливается. Вижу, бегут к самолёту все лётчики и техники полка. Авиамеханик насчитал в самолёте 8 снарядных пробоин. Подходит капитан Дахновский, обнимает… Говорит:

— А тебя уже похоронили. Лётчики доложили, что твой «Ил» был сбит над целью истребителем противника. Ну, молодец, что прилетел. Как они тебя отделали! Значит, долго будешь жить.

В третьей декаде апреля мы продолжали летать группами по 4 — 8 самолётов на Тарнополь и в районы Бучач — Подгайцы. 14 апреля город Тарнополь был освобождён нашими войсками. Операция близилась к завершению. Но враг пока не сложил оружия, враг продолжал сопротивляться. На что надеялись тогда немцы, понять трудно, но дрались они, пожалуй, с ещё большим ожесточением, чем прежде. В это время слово «Бучач» среди лётчиков произносилось с особой интонацией. Полёты в этот район так же, как за несколько дней до этого полёты на Дунаевцы и Каменец-Подольск, были очень опасны. Противник создал здесь мощный огневой заслон, прикрыв свои войска зенитной артиллерией и истребительной авиацией. Полк нёс потери в людях и в материальной части.

Стала заметно ощущаться нехватка самолётов, и в связи с этим группу лётчиков срочно командировали в Куйбышев за новыми штурмовиками. Я в эту командировку сначала не планировался. Но на аэродроме Проскуров, куда только что перебазировался наш полк, произошёл несчастный случай: взорвался склад боеприпасов, оставленный врагами. В результате взрыва погибли заместитель командира 3-й авиаэскадрильи старший лейтенант А. А. Варников и командир звена 1-й эскадрильи лейтенант Н. Я. Нечаев, которые должны были вместе с другими лётчиками отправиться за новыми самолётами. Потребовалась замена, выбор пал на меня и ещё на одного пилота.

Возвратившись через несколько дней из Куйбышева, мы узнали, что на аэродром с боевого задания не вернулись наш командир звена лейтенант И. Т. Ромашов и лётчик младший лейтенант Ф. Г. Гутов. Они летали в район Станислава парой на разведку и уничтожение живой силы и техники противника в качестве свободных охотников. Группами в те дни не позволяла летать низкая облачность. Задание было выполнено, штурмовики возвращались домой. По радио за полётом следил тогда старший техник полка В. Н. Платонов. Из эфира доносились звуки песни «Не разлука, а нежная встреча смелых ждёт на родимой земле». Пел Иван Тихонович. Пел, как всегда, когда возвращался с боевого задания. Но вдруг песня оборвалась. Эфир замолк. Прошло время прилёта, а самолёты наших товарищей так и не появились. Произошло что-то трагическое. Сбили истребители или зенитки. Так решили тогда все.

В начале мая наша 2-я эскадрилья 3 дня подряд била по одним и тем же целям в районе Хоцимежа. Затем работали по целям в районе Коломыи, Делятына и Надворны. И снова не все штурмовики вернулись на свой аэродром. При выполнении боевого задания погибли командир 3-й эскадрильи майор С. И. Петров, лётчик той же эскадрильи лейтенант В. И. Михайлов, младшие лейтенанты В. Н. Костин и И. К. Ельтищев. Имелись потери и в 1-й эскадрилье.

Война есть война, нас часто посещала не только радость побед, но и горечь утрат. Смешиваясь, соединяясь в наших молодых сердцах, эти два сильных чувства создавали тогда в полковом коллективе особый моральный климат. Разрядка приходила вечером, после боевого дня. Собравшись в столовой за ужином, лётчики пели под баян фронтовые песни. В эти минуты — после жарких боёв — мы скорбели о погибших товарищах, вспоминали их черты характера, привычки. Нет уже среди нас многих ребят. Они погибли в бою с ненавистным врагом, но и погибнув, остались жить — в нашей памяти, в наших сердцах.

Проскуровско-Каменец-Подольская операция, продолжавшаяся около 2-х месяцев, закончилась. За активное участие в ней 224-й штурмовой авиационной дивизии было присвоено наименование «Жмеринская». Многие лётчики, техники, оружейники и другие авиаспециалисты за участие в этой операции были награждены орденами и медалями. Большинство молодых пилотов, в том числе и я, за 11 успешных боевых вылетов получили свой первый боевой орден — Красной Звезды.

…Карпаты, как естественный рубеж, сами по себе являлись большой преградой, затруднявшей продвижение наступающих войск. Противник же, используя горно-лесистый рельеф местности, создал здесь помимо всего прочего густую и разветвлённую сеть оборонительных сооружений в виде опорных пунктов, перекрывавших все дороги, долины рек, выходы к населённым пунктам и проходы в глубину своей обороны. Из-за ограниченных возможностей использования в горах танков и артиллерии очень остро вставал вопрос об использовании штурмовой авиации — как для разведки и уничтожения резервов противника, так и для непосредственной поддержки нашей пехоты на поле боя.

Но боевые полёты, которые мы выполняли над горами в начале августа 1944 года, имели своей целью не только разведку и удары с воздуха по обнаруженному противнику. Перед лётчиками командованием была поставлена ещё одна сложная задача — опытным путём определить, в какой степени возможно применение штурмовой авиации в условиях горно-лесистой местности Карпат.

Командир 565-го штурмового авиаполка подполковник В. И. Сериков, разъясняя нам эту задачу, говорил: «Летчикам-штурмовикам никогда не приходилось воевать в горах, у нас нет опыта ведения боевых действий в горной местности. Полёты здесь имеют свои особенности с точки зрения аэродинамики и аэронавигации. Возникающие в результате обтекания склонов гор вертикальные потоки воздуха затрудняют маневрирование самолёта. По этой причине, очевидно, придется подходить к цели на больших, чем обычно, высотах, быть осторожнее при пикировании и отходе от цели. Большого умения потребуют полёты в ущельях и в горных долинах».

Первые же вылеты на разведку в горы показали, что командир был прав: рано утром все горные долины и ущелья закрыты туманом, который к 10 — 11 часам дня начинает подниматься вверх и образует над горными перевалами сильную облачность. Облака в сочетании с густыми лесными массивами на склонах гор сильно затрудняли визуальную ориентировку и ведение разведки войск противника, который использовал эти лесные массивы для маскировки.

Нам приходилось приспосабливаться к новым условиям, менять тактику разведки и удара по цели. Если на ровной местности самым надёжным способом обнаружения противника был бреющий полёт, то здесь, в горах, пришлось осваивать фотографирование с высоты 2500 — 2000 метров, что давало возможность обнаружить железнодорожные станции, узлы шоссейных дорог, оборонительные сооружения и другие объекты противника. Трудно было? Отвечу честно: трудно. И всё же все лётчики, первыми летавшие в Карпатах, на вопрос, можно ли использовать самолёты Ил-2 в боевых условиях Карпатских гор, дали положительный ответ.

Операция в целях соединения со словацкими повстанцами началась 8 сентября 1944 года на узких участках линии фронта. В то время операцию по преодолению Карпат почему-то все мы в полку называли форсированием Карпат. Очевидно, сложность взаимодействия войск разных родов при преодолении водных преград и трудность продвижения их в горах как-то бессознательно расширили в нашем сознании толкование этого слова. И действительно, данная военная операция была не похожа на другие, проводившиеся на равнинной местности. Здесь не было, так сказать, классического прорыва линии обороны противника, ввода в прорыв подвижных бронетанковых и механизированных соединений. Операция по форсированию Восточных Карпат характеризовалась непрерывным прогрызанием оборонительных позиций немцев и медленным продвижением наших войск вперед, в глубь гор.

9 и 10 сентября погода стояла нелётная, но как только она улучшилась, штурмовая авиация приступила к регулярным боевым действиям. Враг в те дни делал по 6 — 7 контратак, однако успеха так и не добился. Наши войска хотя и медленно, но всё же с помощью авиации занимали одну высоту за другой и продвигались вперед.

11 сентября мне пришлось водить нашу 2-ю эскадрилью в составе 8 самолётов на уничтожение артиллерийско-миномётных позиций и живой силы противника в районе населённого пункта Каменне, а на другой день — 6 самолётов на цели в районе населённого пункта Кулашне, расположенного в 2-х километрах юго-западнее Чашина. Наша 2-я эскадрилья в это время состояла из опытных, обстрелянных лётчиков. Многие из них уже были награждены орденом Красной Звезды, а некоторые имели ещё и по ордену Красного Знамени.

Большинство боевых вылетов в эти дни лётчиками нашего полка было сделано в поддержку действий наступающих войск 129-й, 155-й и 167-й стрелковых дивизий. Мне пришлось быть участником этих боёв в качестве ведущего групп 6 — 8 самолётов. В горах для нас, лётчиков-штурмовиков, особое значение имело наличие надёжной радиосвязи с наземными станциями наведения, которые находились обычно в непосредственной близости от переднего края. Без преувеличения можно сказать, что без хорошо работающей радиосвязи мы не способны были бы успешно поддерживать с воздуха наши наземные войска.

Офицеры-авианаводчики помогали лётчикам отыскивать цели, наводили группы штурмовиков на замаскированные танки, арторудия, миномёты, пулемёты и окопы противника с точностью до десятков метров. В результате, как правило, получался хороший эффект взаимодействия авиаторов с наземными войсками. Так, например, 7 октября 1944 года мне пришлось сделать 2 боевых вылета в район населённого пункта Смольник, где велись ожесточённые бои наземных войск 1-й Гвардейской армии за овладение Русским перевалом через Карпаты. С высот в районе пунктов Звала — Смольник противник вёл ожесточённые контратаки, пытаясь сорвать наступление наших войск на пункты Русске и Бельке Поляна.

Второй раз мы группой в 6 самолётов прилетели в этот район около 17 часов. При подходе с севера к Цисне, где в то время находился авиационный пункт управления во главе с заместителем командира 224-й штурмовой авиационной дивизии полковником Семёновым, я запрашиваю разрешение нанести штурмовой удар по заданной цели. В ответ слышу по радио:

— «Мотор-3» (мой позывной), наносить удар по этой цели запрещаю. Возьмите курс 212 градусов и идите в распоряжение «Пули-1». Как меня поняли?

— Вас понял. Иду в распоряжение «Пули-1».

Прошло минуты 2 — 3, и рация вновь ожила:

— «Мотор-3», вы надо мной. Я — «Пуля-1». Как меня слышите? Покачайте крыльями.

Я выполняю просьбу авианаводчика. В ответ по рации передают:

— Внимание! Буду наводить вас на цель… Идите прямо… Разворот влево на 90 градусов. Достаточно. Цель перед вами. Опушка леса на вершине горы. Оттуда сильно стреляют по нашей пехоте. Атакуйте!

Привычным движением руки ввожу свой самолёт в пикирование. Высота гор здесь около 1000 метров. Вижу артиллерийско-миномётные позиции, автомашины, солдат и офицеров врага. Прицеливаюсь, нажимаю на гашетки. Выпускаю пару реактивных снарядов, затем даю длинную очередь из пушек и пулемётов. Самолёт пикирует, стремительно набирая скорость… До земли 800, 700, 500, 400 метров… Пора! Я вывожу самолёт из пикирования и нажимаю кнопку автоматического бомбосбрасывания. Срабатывает безотказно. На врага летят осколочные бомбы. Мои действия и маневр над целью повторяют поочередно все летчики группы. Слышу в наушниках шлемофона одобрительный возглас офицера-радионаводчика:

— Молодцы! Здорово! В точку попали!

После пикирования и бомбометания делаю левый разворот, быстро набираю высоту и становлюсь в хвост последнему самолёту. Группа за 30 секунд встала в круг над целью для повторных заходов с интервалом между самолётами в 300 метров. Ложусь на боевой курс и снова пикирую с высоты 1900 метров на цель. Выпускаю 2 реактивных снаряда, стреляю из пушек и пулемётов. Вслед за мной врага атакуют мои товарищи… После 8-го захода прошу у «земли» разрешения идти домой. Однако офицер радионаведения передает просьбу наземного командования сделать ещё несколько заходов.

— У нас нечем стрелять, кончились боеприпасы! — отвечаю я.

— Всё равно, — настаивает «земля». — Сделайте пару заходов холостых. Пехота атакует позиции врага.

Что ж, надо поддержать пехотинцев. И я снова, в 9-й раз, веду свой «Ил» на позиции врага. Пикирую как можно ниже, чтобы рёвом мотора оглушить противника, деморализовать его психику, прижать к земле. За мной маневр повторяет вся группа. Наша «психическая атака» удается, немцы больше не стреляют… После 11-го захода с земли передают:

— Всё. Уходите. Поработали хорошо. Молодцы!

Мы уходим от цели, и я снова слышу в наушниках:

— «Мотор-3», вам за отличное выполнение боевого задания «хозяин» объявляет благодарность. Слышите? Благодарность лётчикам всей группы.

И в самом деле, поработали мы на этот раз неплохо. Когда штурмовики прижали фашистов к земле, наши автоматчики сумели вплотную подойти к окопам противника и в момент ухода самолётов от цели ворвались в них. Ну а наши «Илы» уничтожили 3 автомашины, около 25 солдат и офицеров противника, подавили огонь 3 орудий полевой артиллерии. Но и мы понесли серьёзные потери, лишившись 2 самолётов, одного лётчика и 2 стрелков. Произошло это следующим образом. Через 1 — 2 минуты после отхода от цели, когда я заканчивал маневр сбора группы на «змейке», самолёт моего ведомого младшего лейтенанта В. П. Блудова, который был, очевидно, ранен, врезался в мой штурмовик сверху, отрубив ему винтом хвост. Всё решали тогда доли секунды.

— Стрелок! — кричу по СПУ. — Прыгай!

Бросаю штурвал — он больше не нужен, самолёт его не слушается, — левой рукой откидываю назад фонарь и одновременно правой рукой берусь за кольцо парашюта. Самолёт в это время уже вошёл в правый плоский штопор и стремительно падал вниз. Я с трудом оторвался от сиденья, перевалился через правый борт кабины и, с силой оттолкнувшись ногами от левого борта, выскользнул из кабины в сторону вращения самолёта. Парашют раскрылся на высоте 100 метров и через несколько секунд я приземлился на вершине горы, находившейся в 3-х километрах северо-западнее Русского перевала.

Я оказался в центре небольшой поляны, где меня вскоре отыскали 2 пехотинца с лошадью на поводу. Самолёт мы нашли в 100 метрах от места моего приземления. Он лежал между сломанными деревьями на краю обрыва. Передняя его кабина была сплюснута оторвавшейся приборной доской, фонарь задней кабины был открыт. В ней, уронив голову на грудь, сидел стрелок Карп Краснопеев. Он был мёртв. Пехотинцы вытащили его из кабины, положили на лошадь, и мы спустились вниз, к дороге, по которой нескончаемой вереницей шли машины. Здесь на закате дня, незадолго до наступления горных сумерек, мы и похоронили моего товарища по оружию Карпа Краснопеева, с которым я прилетел из Добрынихи на фронт, сделал более 50 боевых вылетов. И вот его не стало. Трёхкратный боевой салют — эта последняя воинская почесть — резанул воздух, и эхо, подхватив его, разнесло далеко по окрестностям.

Моё душевное состояние было тяжелейшим. День, начавшийся так хорошо, закончился трагически. Погиб Краснопеев, погибли лётчик Блудов и воздушный стрелок Попов — их самолёт после столкновения сначала перевернулся на спину, а потом вошёл в отвесное пикирование, упал на землю и сгорел. После похорон Краснопеева меня отвезли на машине в деревню, где находился наш авиационный пункт управления. Там я переночевал, а на другой день на «виллисе» был переправлен в штаб Воздушной армии, оттуда — на базовый аэродром в Перемышль, с которого мы тогда летали на боевые задания.

23 ноября 1944 года, после некоторого затишья, началось новое наступление советских войск в Закарпатье. Наш полк работал тогда очень интенсивно. Мне пришлось в качестве ведущего групп из 5 — 6 самолётов сделать 3 боевых вылета в район Михайловце. Полёты эти выполнялись на полный радиус действия самолётов Ил-2, причём весь полёт туда и обратно проходил над Карпатскими горами. На пути не было никаких аэродромов и лётных площадок, на которые можно было бы сесть в экстренном случае.

Утром во время первого боевого вылета погода в горах и над целью была хорошая. Небольшая облачность не мешала выполнению задания, скорее наоборот, помогала нам скрываться от истребителей противника и обеспечивала внезапность появления над полем боя. Второй боевой вылет мы совершили уже днём, в более сложных метеоусловиях. Облачность сгустилась, однако была ещё достаточно высоко над горами, и наша группа могла нормально выполнять боевое задание.

А вот третий боевой вылет в этот день проходил в очень сложных погодных условиях. Сразу же после города Борислава, исходного пункта нашего маршрута, началась сплошная, постепенно повышающаяся облачность. Горы оказались закрыты. В сложившейся ситуации наша пятёрка имела право вернуться на аэродром, но желание помочь наземным войскам было настолько велико, что мы решили продолжать свой полёт над облаками вне видимости земли в надежде на то, что в Закарпатье, над целью, погода может быть удовлетворительной.

Самолёт Ил-2 к таким полётам не был приспособлен. Его оборудование позволяло выполнять полёты методом визуальной ориентировки, причём только в дневное время. И в данном случае мы сильно рисковали — ориентировку вели по компасу и по времени. Облачность, постепенно повышаясь, подняла нашу пятёрку штурмовиков на высоту около 4000 метров. Мы находились в полёте уже более 30 минут, а земли всё ещё не было видно. Я начал волноваться. Но, подумав, принял решение: пройти ещё гарантийных 10 минут и бомбить противника из-за облаков по расчёту времени. Через 7 — 8 минут наконец-то повезло: слева от меня появился узкий просвет в облаках. Не мудрствуя лукаво, бросил свой «Ил» в пикирование, чтобы проскочить через этот просвет к земле. За мной повторили этот маневр все лётчики пятёрки, и через несколько секунд наша группа была уже под нижней кромкой облаков на высоте примерно 1200 метров над землёй.

Быстро восстанавливаю ориентировку. Оказывается, мы вывалились из-за облаков в 10 километрах западнее города Михайловце. Идём на заданную цель с восточным курсом и с ходу наносим по ней бомбово-штурмовой удар. А внизу… внизу всё затоплено водой, и только белые хаты, словно крохотные островки, да шоссейные и железные дороги узкими ленточками выступают из её зеркальной глади. Это после обильных осенних дождей разлились многочисленные реки, берущие начало на южных склонах Карпатских гор.

Спикировав из-за мощных слоистых облаков в Венгерскую низину и выполнив боевое задание, мы повернули на обратный курс. И здесь перед нами встал вопрос: как же мы пройдём через Главный Карпатский хребет, закрытый облачностью? Да, выполнив свой долг перед пехотой, мы оказались в крайне затруднительном положении. Пробиваться обратно, за облака, трудно, да и горючего не хватит. Летим… Справа от нас Ужгород, Мукачево, Берегово, слева — Карпатские горы. Тянуть больше нельзя, и я принимаю решение: попытаться пробиться через Ужокский или Верецкий перевалы, а если не удастся, то вернуться обратно в Закарпатскую долину и сесть на аэродроме, где базировался в это время 996-й штурмовой авиационный полк нашей дивизии.

Летим… Вершины гор угрюмо и угрожающе торчат рядом, упираясь своими обнажёнными головами прямо в облака. Наши самолёты проходят ниже этих вершин, используя горные долины и ущелья. Вот под нами долина горной реки Уж, затем — Лютны, справа видна гора Полонина Ровна, высота которой около 1500 метров. Вершина её скрыта в облаках. У меня сначала было намерение пройти над Ужокским перевалом, но он оказался закрытым сплошной облачностью. Поэтому решил идти правее, в сторону Верецкого перевала, где метеоусловия были несколько лучше. Прижимаясь к земле, почти на бреющем, миновали главный хребет и через несколько минут выбрались на равнину. Всё, мы дома! Зашли на посадку и благополучно сели. В конце пробега у самолётов остановились винты — кончился бензин. Нам здорово повезло!

26 декабря полк перебазировался с аэродрома Стрый на аэродром Заршин, находившийся в 12 километрах западнее города Санок. К этому времени операция по преодолению Восточных Карпат и освобождению Закарпатской Украины завершилась. В результате её успешного проведения расчёты немецкого командования на задержку советских войск на Карпатском рубеже полностью провалились.

Дальше были бои с врагом на территории Польши и Чехословакии. 7 апреля 1945 года за 110 успешных боевых вылетов я был представлен к званию Героя Советского Союза. До конца войны я сделал 129 боевых вылетов. Начав участие в войне старшим лётчиком в звании лейтенанта, я закончил войну в должности командира авиаэскадрильи в звании капитана. Награждён тремя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны 1-й степени, 12 медалями, в том числе «За храбрость» чехословацким правительством.

За образцовое выполнение боевых заданий командования, мужество, отвагу и геройство, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года капитан Романов Михаил Яковлевич удостоен звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 8590).

В 1946 году уволился из ВВС по состоянию здоровья. В 1947 году окончил 10-й класс Куйбышевской железнодорожной школы, в 1953 году — исторический факультет Куйбышевского пединститута. После окончания в 1949 году Куйбышевской областной двухгодичной партийной школы, работал в аппарате партийных и советских органов; работал инструктором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских организаций Куйбышевского горкома КПСС, отдела административных органов Куйбышевского обкома КПСС, заместителем заведующего отделом административных и торгово-финансовых органов и заведующим того же отдела и членом Куйбышевского обкома КПСС. Принимал участие в организации строительства Куйбышевской ГЭС в качестве представителя обкома партии во время перекрытия основного русла Волги.

В декабре 1960 года переведён в Москву на должность инструктора Отдела административных и торгово-финансовых органов Бюро ЦК КПСС по РСФСР. С сентября 1963 года — начальник политотдела Московского транспортного Управления Гражданской Авиации, занимался обеспечением безопасности полётов и принимал участие в организации строительства Московских аэропортов Внуково, Домодедово и Шереметьево. С 1969 года работал в отделе кадров Главного архивного управления при Совете Министров СССР в должности ведущего специалиста по вопросам повышения квалификации руководящих работников и специалистов архивных учреждений страны. С августа 1989 года — на пенсии. Занимался общественно полезным трудом и литературной деятельностью.

Источники:
1. «Герои Советского Союза. Краткий биографический справочник. Том 1». М.: Воениздат, 1988.
2. «От солдата до генерала. Воспоминания о войне. Том 5». Москва, «Алгоритм», 2005.