Григорий Сафронович Асеев родился в 1920 в с. Петропавловка ныне Володарского района Кокчетавской области Казахской ССР в семье крестьянина. Украинец, член ВКП(Б) с 1944. Образование среднее.
В ВМФ с 1939. Григорий окончил Объединенную школу младших авиаспециалистов ВВС ТОФ. Специальностью воздушного стрелка-радиста Григорий владел отменно. И человек был отменный. Широкоплечий красавец, с вольным разлетом бровей, открытым взглядом, с чуть вздернутым носом. И внутренняя его красота привлекала: добрый, смелый, верный в дружбе. Кажется, не было в нашей эскадрилье большего оптимиста.[1]
Попав с группой своих однополчан на Северный флот, он прекрасно проявил себя в боях.
В боях Великой Отечественной войны с января 1942 по 16 октября 1944 года на Северном флоте. Летал в экипажах старшего лейтенанта Казакова, лейтенанта Агафонова, а в последствии как один из лучших стрелков-радистов – с командиром 9-го Гвардейского минно-торпедного авиаполка (5-я мтад ВВС СФ) подполковником Сыромятниковым. Стрелок-радист гвардии старший сержант Асеев принимал участие в 81 боевом вылете на бомбардировку и торпедные удары. В ходе боевых вылетов в составе экипажа участвовал в потоплении 4 транспортов[2], 2 сторожевых кораблей, каботажного судна, 7 мотоботов противника. В воздушном бою с шестеркой Мессершмиттов Ме-109 сбил вражеский самолет.[3]
16 октября 1944 на подходе к каравану вражеских судов в районе мыса Кибергнес (Норвегия) самолет был подбит. Экипаж горящего самолета Дуглас А-20 «Бостон» в составе: пилота самолета командира 9-го гмтап подполковника Бориса Павловича Сыромятникова, штурмана полка майора Александра Ильича Скнарёва, стрелков старшего сержанта Григория Сафроновича Асеева и сержанта Ивана Ефимовича Данилова сбросил торпеду с минимальной дистанции, после чего его самолет рухнул в море в районе конвоя. Считалось, что попаданием его снаряда был потоплен транспорт в 6000 т.
Согласно данным исследователя Мирослава Морозова, этот удар лёг мимо цели цели: его единственной жертвой стал «раумбот» «R 301», случайно подвернувшийся под торпеду. 140-тонный корабль затонул за две минуты, унеся на дно 22 человека — чуть меньше, чем погибло на семи сбитых в течение дня торпедоносцах авиаполка.
Звание Героя Советского Союза старшему сержанту Григорию Асееву было присвоено 5.11.1944 посмертно.
Награды: орден Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 2-й ст., Красной Звезды.
Бюст Героя Советского Союза Асеева Г.С. установлен на территории музея авиации Северного флота. Его имя увековечено в мемориале Героя Советского Союза в Иркутске. Мемориальная доска установлена на улице его имени в г. Улан-Удэ. Его именем названа также улица в поселка Карымское Читинской области[4].
***
Герой Советского Союза морской лётчик Василий Минаков с необыкновенной теплотой вспоминает о своих друзьях:
Добрым словом отозвался Владимир Агафонов о моем воспитаннике, воздушном стрелке-радисте Григории Асееве.
Мой экипаж в боях на Севере не раз побывал в тяжелых переплетах. Но в любой обстановке Асеев не терял самообладания и находил выход, казалось бы, из самых безвыходных положений. Сам оцени, чего стоит находчивость Григория.
Первого января сорок третьего года командование Северного флота приказало произвести разведку вражеского аэродрома Банак в глубоком тылу немцев на территории Норвегии. Задачу поручили выполнить командиру второй эскадрильи капитану Стоянову. Экипаж с боевого задания не вернулся… Тогда послали мой экипаж.
Едва мы успели рассмотреть сам аэродром Банак, что и где на нем стоит, как на нас навалились фашистские истребители. Воздушные стрелки Григорий Асеев и Николай Павлюк отгоняли их короткими прицельными очередями. Я по команде Асеева маневрировал, уводил машину в сторону от прицельных трасс «мессеров» и одновременно тянул вверх, к спасительным облакам… Случилось так, что пулеметной очередью на нашем самолете перебило антенну. Естественно, связь с базой тут же нарушилась. Как передать командованию, что на вражеском аэродроме находится более семидесяти самолетов различных типов? Тут ведь дорога каждая минута: фашисты, увидев над своим аэродромом воздушного разведчика, поспешат вывести всю технику из-под удара.
И Григорий нашел выход. Когда мы оторвались от истребителей, он, открыв верхний колпак, высунулся по пояс из самолета, поймал оборванный конец антенны и закрепил его на корпусе. Легко сказать: «высунулся», «поймал», «закрепил»! Но какой выдержки, да и риска потребовали от Григория эти действия!..
Командование вовремя получило от нас необходимые сведения, и наши бомбардировщики успели нанести удар по фашистской базе…
****
Ты, очевидно, знаешь, что Советское Информбюро в последнее время часто сообщает о потоплении немецких транспортов в Баренцевом море, — писал в очередной раз Владимир Агафонов. — В этих победах немалая доля и нашей эскадрильи. Но не сразу дались нам победы. Случались промахи, неудачи…
Вспоминается мой недавний полет. Погода отличная: на небе ни облачка, тихо. Однако такая погода, отличная по понятиям метеорологов, не прельщает торпедоносцев.
От разведчика получено донесение: обнаружен транспорт противника в охранении четырех сторожевых кораблей. Получив задание, взлетели парой и на бреющем полете ушли в море. Вел пару капитан Григорий Данилович Попович.
В связи с отличной видимостью взяли мористее, чтобы не быть замеченными вражескими береговыми постами и избежать встреч с истребителями. Конвой заметили издали: транспорт, а впереди, по корме и по бортам, — четыре сторожевых корабля. Находились они у самого входа в фьорд. Очевидно, хотели там укрыться от удара торпедоносцев.
Конвой шел малым ходом. Заметил он нас тоже издалека и запросил опознавательные. Мы не отвечали, продолжая сближаться на максимальной скорости. Немцы открыли огонь. Снаряды автоматических пушек, не долетая, падали в воду, а зенитные крупнокалиберные снаряды черными хлопьями рвались впереди по курсу.
Атаковали транспорт с правого борта: гвардии капитан Попович под курсовым углом 70 градусов, а я под курсовым 45 градусов. К моменту сбрасывания торпед транспорт прекратил обстрел. Сторожевики тоже заметно снизили темп стрельбы, боясь, очевидно, попасть в охраняемую громадину. Так как все четыре сторожевика рассредоточились, наиболее целесообразным было прицеливаться и сбрасывать торпеды самостоятельно. Дистанция в момент сбрасывания торпед была предельно малой. Попович, видя, что отвернуть не успеет, пронесся над палубой транспорта, а я, едва не задев плоскостью переднюю мачту, с правым креном проскочил по носу.
Как только цель осталась позади, слева и справа снова засверкали трассы, захлопали взрывы снарядов — фашисты открыли огонь. Радисты и стрелки, сколько могли, прикрывали наш отход огнем своих пулеметов, мы маневрировали по вертикали и по горизонтали. Результат атаки наблюдали оба экипажа: вначале был виден взрыв с черным дымом и столбы воды, затем транспорт накренился и затонул.
Пристроившись к ведущему, мы заметили, что у него почти нет руля поворота. Радист Григорий Асеев доложил, что в стабилизатор нашего самолета тоже попал снаряд, осколки изрешетили левый борт. Но моторы в порядке.
Полет продолжается.
Чему научил этот вылет? Мы тщательно проанализировали его и поняли, что допустили ошибки, которые могли бы привести к плохим последствиям. Я, увлекшись атакой и проскочив цель, забыл правило — не создавать створов и шел в хвосте за ведущим. Поэтому весь огонь был сосредоточен на обоих наших самолетах, летевших вместе. Именно в это время и произошли попадания.
Хочу поделиться с тобой опытом еще одного торпедного удара.
Как всегда, экипажи находились в боевой готовности. Телефонный звонок: на переходе из одного порта в другой обнаружены три группы транспортов противника под охраной боевых кораблей. Приказано тремя самолетами нанести торпедный удар по любой из этих групп. Штурманы проложили маршрут, произвели расчеты, и через несколько минут мы уже в воздухе.
Показались неприятельские берега. Они отличались от наших тем, что сильнее изрезаны фьордами, гораздо выше и обрывистее. Подошли к ним на пять—семь километров и изменяем курс. Наконец на фоне заснеженного участка берега заметили темный силуэт корабля. Несомненно, это транспорт, но охранения не видно.
Ведомые заняли выгодные интервалы, и строем фронта звено устремилось на цель. Километра за три-четыре до нее в кильватере транспорта обнаруживаем сторожевой корабль, а впереди — на дистанции 800—1000 метров — эсминец. Ведомый старший лейтенант Макаревич нацелился на сторожевик, я с Перегудовым пошел на транспорт.
С корабля нас заметили. Эсминец начал разворачиваться, чтобы максимально использовать свою зенитную артиллерию. С берега открыли огонь автоматы и крупнокалиберные пулеметы. Штурман гвардии капитан Теплов ведет огонь по прислуге крупнокалиберного пулемета. Еще один доворот — и прицеливание закончено. Несмотря на обстрел, удерживаем машины на боевом курсе.
— Бросай!
Легкий рывок — и торпеда отделилась. То же сделал мой ведомый. Теперь надо выходить из атаки. Насколько возможно, вкладываю машину в глубокий крен, чтобы успеть отвернуть от корабля. Не отстает от меня машина Григория Перегудова. Проносимся у самой кормы транспорта и уходим от него мелкими змейками, уклоняясь от пуль и снарядов.
Слышу доклад Асеева: у борта транспорта вырос огромный столб воды и дыма. Победа!
Возвратившись на аэродром, доложили: потоплены транспорт водоизмещением пять тысяч тонн и сторожевой корабль…
****
И еще об одном подвиге Григория Асеева писал Агафонов Василию Минакову из Заполярья.
Случилось это 31 августа 1942 года. На аэродроме шла обычная боевая работа. Одни самолеты поднимались и уходили на выполнение боевых заданий, другие делали посадку после ударов по вражеским объектам. Вдруг привычный ритм был нарушен сигналом воздушной тревоги — приближались «юнкерсы». Их встретили огнем зенитчики, атаковали успевшие подняться в воздух истребители. Гитлеровские летчики заметались, стремясь поскорее освободиться от опасного груза. Все же часть сброшенных бомб попала на аэродром, а одна разорвалась прямо у самолетной стоянки.
Асеев первым увидел, как загорелась маскировочная сеть, которой был прикрыт самолет. Он выхватил пистолет, трижды выстрелил в воздух — сигнал о помощи — и, схватившись за край маскировочной сети, напрягая все силы, сорвал ее с самолета, стал оттаскивать в сторону и затаптывать огонь ногами, сбивать руками, забрасывать землей. Но тут загорелся чехол на моторе, Асеев опять бегом к машине. Схватив огнетушитель, стал сбивать пламя пенной струей… Порядок и здесь. Но горит пожелтевшая, высохшая трава. Очаг пожара расширяется. Что делать? Нестерпимо болят обожженные до волдырей руки, лицо. А огонь, набирая силу и разрастаясь, ползет туда, где стоят другие самолеты. И нет помощи, видно, не услышали люди за грохотом взрывов трех пистолетных выстрелов. И нет у него больше ничего — ни воды, ни огнетушителей…
Тогда Григорий сам бросается на горящую траву и перекатывается по ней, гася пламя собственным телом. Он почти теряет сознание, не чувствует ожогов, не видит, что на самом уже загорелось изорванное в клочья обмундирование. Одно чувство движет им: не допустить огонь к самолетам!
Огонь остановили подоспевшие авиаторы. А его самого бережно подняли в санитарную машину и отправили в госпиталь…
Январь 1943 года. Предстоит полет на бомбежку вражеского аэродрома Луостари.
Последнюю неделю полк во взаимодействии с другими частями ВВС Северного флота и Карельского фронта порядком потрепали врага на этом аэродроме. Поэтому не мудрено, что враг подтянул для прикрытия Луостари новые подразделения своих истребителей. Бой будет жарким…
Владимир Агафонов и Григорий Перегудов летели в звене Вячеслава Балашова. Шли тесным строем. Когда ведущий дал крен влево, Агафонову казалось, что до его крыла можно достать рукой. Внизу лежали заснеженные сопки, по ним скользили легкие тени самолетов. Вел всю группу майор Г. Д. Попович.
До цели оставалось несколько минут, когда с северной стороны показались «мессеры». Одним из первых самолеты противника заметил Асеев.
— Командир, справа «желтопузые»!
Истребители прикрытия, подпустив «мессеров» на достаточное для атаки расстояние, первыми открыли огонь, «Желтопузые» резкими кренами влево-вправо избежали встречи со снарядами, с огнем пулеметов.
Начали работу штурмовики. Их реактивные снаряды, бомбы, пушечно-пулеметный огонь делали свое дело. Не аэродроме занялись пожары — горели самолеты, взлетали в воздух склады. От штурмовиков «желтопузые» держались на почтительном расстоянии, учитывая их численное превосходство и зная таящуюся в «илах» огневую мощь.
Приказ ведущего группы бомбардировщиков Поповича был строг: не отклоняться от курса. Вскоре наши бомбардировщики вышли на цель. По ним вовсю начали бить зенитки. Атаки вражеских истребителей не могли расчленить сомкнутый строй бомбардировщиков. «Мессеры» подлаживались и слева и справа, старались занять выгодную по высоте позицию, но всюду натыкались на огонь пулеметов воздушных стрелков. Да и наши истребители сковывали атаки врага.
На аэродром посыпались наши фугаски: «ассорти» из чушек весом от килограмма до ста. Сотни взрывов покрыли стоянки самолетов противника. К пожарам, вызванным штурмовиками, добавились новые…
Попович вывел группу бомбардировщиков из зоны зенитного огня. Вражеские истребители продолжали свои наскоки. При очередном приближении «мессера» Григорий Асеев нажал гашетку крупнокалиберного пулемета и не отпускал ее до тех пор, пока «желтопузый» не сделал резкий поворот. Какое-то время он валился на левое крыло, потом после безуспешной попытки выровняться с резким снижением понесся к земле.
«Доигрался, гад!» — радостно воскликнул Асеев. Это был третий сбитый им фашист.
В тот день все наши самолеты возвратились на свою базу, и каждый привез множество пробоин. Враг же потерял более десятка машин…
Последний бой[5]
Для А. И. Скнарева это был сто тридцать третий вылет. Он уже провел семнадцать торпедных атак.
Вот что мне рассказал уже после войны майор Черданцев о том боевом вылете.
Вражеский караван, уходивший из Киркенеса, наша группа встретила в районе Вардё, у мыса Кибергнес. Плотная дымка застилала горизонт, видимость не превышала пяти километров. Когда впереди по курсу появился караван, Сыромятников отдал первую команду:
— Перестроиться в правый пеленг!
Торпедоносцы принимали боевой порядок уже в зоне огня зениток. Береговая артиллерия ставила перед ними водяные столбы. Их огромные всплески поднимались впереди и по бортам, угрожая втянуть самолеты в морскую пучину.
В четырех километрах от каравана ведомые услышали спокойный,, неторопливый голос командира полка:
— Атака!
Били скорострельные «эрликоны», строчили крупнокалиберные пулеметы. Трассы тянулись к торпедоносцам, образуя вокруг них огненную паутину. В трех километрах от цели снаряд попал в левый мотор машины Сыромятникова. Самолет запылал. Языки пламени, отбрасываемые струями воздуха, лизали плоскость и тянулись до-стабилизатора. Сзади летели искры. На воде отражались отблеск» разраставшегося пожара. Но самолет по-прежнему шел точно на цель.
— За мной! — властно приказал Сыромятников и вырвался вперед. — Ближе, ближе, смелее!
В это время очередная трасса скорострельных пушек зажгли правый мотор торпедоносца. Пламя охватило обе плоскости. Ведомым казалось, что это горящий шар летит на врага, угрожая испепелить его своим огнем. Штурман Скнарёв продолжал наводить самолет. По радио были слышны его четкие команды.
— Чуть ниже! Левее! Так держать!
— Сброс! — раздался голос командира полка.
Было видно, как героический экипаж буквально в упор всадил торпеду в борт вражеского транспорта водоизмещением шесть тысяч тонн. Транспорт тут же взорвался и затонул.
Четверо ведомых Сыромятникова с коротких дистанций прицельно сбросили торпеды. На выходе из атаки был сбит огнем зениток самолет младшего лейтенанта Анатолия Храмова. Но и враг недосчитался многого. На дно пошли остававшиеся от каравана транспорт, сторожевик, тральщик и катер-охотник. В воздушном бою над конвоем североморскими истребителями было сбито шесть «мессершмиттов» из восьми.
Горящий самолет-торпедоносец командира полка стал отходить от вражеского каравана.
— Командир, горим! — раздался голос воздушного стрелка-радиста Григория Асеева. Это были последние слова, которые слышали ведомые. Североморцам не удалось спасти свой торпедоносец. Огненным шаром пронесся он над конвоем и при отходе рухнул в море. Волны Баренцева моря поглотили героев… Мужественный экипаж ясно сознавал, на что шел, какой ценой добывал победу. Эти мгновения подвига будут гореть вечным огнем памяти в сердцах советских людей…
Источники:
- Морозов М.Э. Морская торпедоносная авиация. Том 1 и Том 2. — СПб: «Галея Принт», 2006-2007. — 344, 416 с. ISBN 978-5-8172-0117-8
- Бойко В. С. Крылья Северного флота. Мурманск, Кн. изд-во, 1976. — 320 с. с ил.
- Минаков В. И. О вас, боевые друзья-северяне. — Мурманск: Кн. изд-во, 1989. — 192 с.
- Минаков В. И. Сквозь огненное небо: Из очерковых записок морского военного лётчика-тихоокеанца. — Хабаровск: Кн. изд-во, 1989. — 176 с. ISBN 5—7663—0003—4.
- Минаков В. И. Сквозь огненное небо: Из очерковых записок морского военного лётчика-тихоокеанца. — Хабаровск: Кн. изд-во, 1989. — 176 с. ISBN 5—7663—0003—4. [↩]
- В.Бойко в книге «Крылья Северного флота указывает 10 потопленных транспортов [↩]
- Бойко В. С. Крылья Северного флота. Мурманск, Кн. изд-во, 1976. — 320 с. с ил. [↩]
- Согласно данным Бойко В. С., приводимым в книге «Крылья Северного флота»: станица Карымская — это место рождения героя. [↩]
- Минаков В. И. О вас, боевые друзья-северяне. — Мурманск: Кн. изд-во, 1989. — 192 с. [↩]
Оставьте свой отзыв